Федор Михайлович шагает по улице Тарской по направлению к бывшему дому комендантов Омской крепости, а ныне – литературному музею его собственного имени. Сколько раз смотрела я на этот памятник работы скульптора С. Голованцева, столько раз мне казалось, что что-то в нем неправильно. Нет, он по-своему красив, этот мудрый старец со склоненной головой. Он монументален, торжественен и скорбен, и даже символически скован по рукам складками одежды – как в напоминание о том, что в Омске Достоевский не был свободен… И все-таки что-то не то. Вот только недавно поняла: это же вовсе не тот Достоевский, который провел четыре года в Омском остроге. Это тот Достоевский, что смотрит на нас с портретов, репродукции которых висят в каждом школьном кабинете литературы. Это он уже спустя полтора столетия вновь оказался в Омске, чтобы посмотреть, как чтят его память в этом городе. А в остроге-то сидел совсем другой…
Каждый выпускник филфака Омского университета (опять же имени Достоевского) знает, что в Омск Федор Михайлович прибыл в конце января 1850 года. И год его рождения тоже помнит каждый: 1821. Но как-то не укладывается в голове, что попал он на омскую каторгу совсем молодым человеком – двадцати девяти не исполнилось. И до знаменитого суда над петрашевцами он, по воспоминаниям современников, был «довольно кругленький, полненький, светлый блондин с лицом округленным и слегка вздернутым носом». Этот молодой человек уже был довольно известным писателем, автором «Бедных людей», «Белых ночей» и ряда других произведений.
В чем были виноваты петрашевцы?
О «деле петрашевцев», в результате которого Федор Михайлович и угодил в омский острог, вкратце расскажет любой школьный учебник истории. Чиновник Министерства иностранных дел М.В. Буташевич-Петрашевский в конце 40-х годов ХIХ века создал кружок, который посещали чиновники, литераторы, офицеры. Говорили о необходимости отмены крепостного права, знакомились с произведениями зарубежных социалистов и, самое страшное, читали и распространяли знаменитое «Письмо к Гоголю» Белинского, запрещенное к публикации и распространению. Никакого тайного общества, по сути, не было, программы действий против царского правительства тоже. Но после разоблачения и следствия петрашевцам был вынесен страшный приговор: 21 человек, в числе которых оказался и Достоевский, были приговорены к расстрелу.
22 декабря 1849 года приговоренных привезли на площадь, надели предсмертные рубахи, привязали к столбам. Уже прозвучала команда целиться (один из приговоренных сошел в эту минуту с ума), и вдруг – отбой, осужденным объявили «царскую милость» - смертную казнь заменили каторгой.
«Я не уныл и не упал духом»
- писал Достоевский в письме к брату Михаилу из Петропавловской крепости перед отправкой в Сибирь. После инсценировки казни он «ходил по своему каземату и все пел» - вполне понятная реакция человека, находившегося на грани смерти и избежавшего ее. Но каторжник Достоевский – это уже не тот «полненький, светлый блондин». Писатель конца ХIХ века П.К. Мартьянов в книге «Дела и люди века» писал: «В каторге, подолгу сосредотачиваясь, Достоевский становился все более молчаливым. Он теперь имел вид крепкого, приземистого, коренастого рабочего, хорошо выправленного и поставленного военной дисциплиной, внешне ничем не отличавшегося от всех остальных. И только сознание безысходной, тяжкой своей доли как будто окаменяло его. Он был неповоротлив, малоподвижен и молчалив. Его бледное, испитое, землистое лицо, испещренное темно-красными пятнами, никогда не оживлялось улыбкой, а рот открывался только для отрывистых, коротких ответов по делу или по службе. Шапку он нахлобучивал на лоб до самых бровей, взгляд имел угрюмый, сосредоточенный, неприятный, голову склонял наперед и глаза опускал в землю».
«В отдаленных краях Сибири,
среди степей, гор или непроходимых лесов, попадаются изредка маленькие города, с одной, много двумя тысячами жителей, деревянные, невзрачные, с двумя церквами… - города, похожие более на хорошее подмосковное село, чем на город» - странно и даже немного обидно читать эти слова, с которых начинается первая часть «Записок из мертвого дома». Это вроде бы и не про Омск, а про некий городок К., в котором жил после каторги Александр Петрович Горянчиков, представленный Достоевским как автор «Записок». Но мы-то знаем, что не так уж много сибирских городов повидал на своем веку Федор Михайлович, и если уж наделял город К. обобщающими чертами, то подметил их именно в Омске.
Дальше, правда, в том же введении читаем и про «климат превосходный», и про «богатых и хлебосольных купцов», про «достойных инородцев» и барышень, что «цветут розами и нравственны до последней крайности»…Но есть в этих словах какая-то ирония. А сравнение городка с «хорошим подмосковным селом» уж очень напоминает взгляд на «глубинку» современных столичных жителей.
Есть и другая, более искренняя и прямолинейная характеристика, данная Омску Достоевским: «Омск гадкий городишко. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видел. Городишко грязный, военный и развратный в высшей степени». Вот этим словам почему-то сразу веришь, и желания спорить они не вызывают. У их автора были все основания не любить город, в который он прибыл не по своей воле, и объективности ждать от него не приходится.
Поэтому, чтобы получить представление об Омске середины ХIХ века, обратимся лучше к воспоминаниям других людей, бывавших в городе в то время. Их щедро приводит в своем очерке «Достоевский и Омск» исследователь творчества Достоевского В.С Вайнерман. Вот такое, например, суждение «заезжего путешественника»: «Здесь у самых богатых людей нет ни садов, ни даже цветников, зато на каждом окне, не только в порядочных домах, но и в бедных хижинах, стоят вазы цветов. В Омске, кажется, роскошь и наслаждения прячутся в недрах семейств, на улицах же все пусто и тихо, весьма редко встречаются, исключая воскресные дни, прогуливающиеся. Рассказ сибиряка медлен, осторожен; кажется, он старается скорее выведать что-либо, чем сообщить какую новость; но, однако ж, подобный его разговор не лишен остроты, иногда даже и иронии; вообще же, во всех поступках их мало заметно живости и игры, но большей частью видны следы какой-то меланхолии, что их преимущественно и отличает от приезжих в этот край из Европейской России». Вроде бы про то же «отсутствие природы» и своеобразие нравов сибиряков, что и у Достоевского, но куда более доброжелательно.
А еще более объективную оценку Омску дает беспристрастная историческая справка: Омск середины ХIХ века – центральный город Западной Сибири, здесь находятся канцелярия Западно-Сибирского генерал-губернатора, Главное управление Западной Сибири, штаб отдельного Сибирского корпуса и первый в Сибири кадетский корпус.
«Острог наш стоял на краю крепости…»
Но если в описании Омска и городской жизни от Достоевского объективности ждать не стоит, то в описании острога и жизни каторжников на его впечатления можно полностью положиться. Такого детального, точного, красочного, пропущенного через себя повествования, как в «Записках из мертвого дома», больше нигде не встретишь. Дворянин, человек образованный и тонкий, Достоевский вдруг оказался среди народа «грубого, раздраженного и озлобленного», это дало ему редчайшую возможность взглянуть на острожную жизнь со стороны, взглядом писателя, и ощутить ее изнутри, пережить самому. «Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как может быть, не многие знают его. Но это мое маленькое самолюбие! Надеюсь, простительно» (из письма брату).
Сегодня место, где располагался острог, не производит мрачного впечатления – обычный уголок большого современного города. Ничего не осталось от «неправильного шестиугольника», обнесенного «высоким тыном, то есть забором из высоких столбов, врытых стойком глубоко в землю, крепко прислоненных друг к другу ребрами…». Но при определенной доле воображения представить картину полуторавековой давности не так уж сложно, тем более что сам Достоевский дал топографически точное описание: «Как входите в ограду – видите внутри ее несколько зданий. По обеим сторонам широкого внутреннего двора тянутся два длинных одноэтажных сруба. Это казармы. Здесь живут арестанты, размещенные по разрядам. Потом, в глубине ограды, еще такой же сруб: это кухня, разделенная на две артели; далее еще строение, где под одной крышей помещаются погреба, амбары, сараи. Средина двора пустая и составляет ровную, довольно большую площадку. Здесь строятся арестанты, проходит поверка и перекличка...».
А сами арестанты одеты в «лоскутные платья», их головы наполовину обриты («бродягам, срочным, гражданского и военного ведомства брили спереди полголовы от одного уха до другого, а всегдашним от затылка до лба полголовы с левой стороны»). На спине на одежду нашивались зимой черный круг, летом – белый ромб («бубновый туз») – своеобразная мишень для конвойных на случай, если заключенный решит бежать.
«Непременное правило для отвращения арестантов от побегов» - кандалы. Все каторжане (Достоевский – не исключение) были закованы. Они были особые – не очень тяжелые и сделанные так, чтобы не мешать арестанту работать, состояли «из четырех железных прутьев, почти в палец толщиною, соединенных между собой тремя кольцами… К серединному кольцу привязывался ремень, который в свою очередь прикреплялся к поясному ремню, надевавшемуся прямо на рубашку». По мнению Достоевского, такие кандалы не могли создать особой помехи арестанту, решившемуся на побег. Для чего же были нужны? «Кандалы – одно шельмование, стыд и тягость физическая и нравственная».
Грубость и жестокость со стороны конвойных и острожного начальства – непременный атрибут наказания. В то же время, сострадание и стремление помочь, хоть немного облегчить участь каторжников – со стороны простых людей. Такую народную черту Достоевский приметил одним из первых.
«Что за чудный народ!»
«Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров, - заметил писатель уже после выхода из острога. – На целые томы достанет».
Лишить писателя возможности писать – еще одно дополнение к основному наказанию. В остроге Достоевскому писать было нельзя. Но впечатления, полученные там, не могли не найти выхода на бумаге. «Записки из мертвого дома» созданы в 1860 году, спустя шесть лет после выхода из каторги, но все, что в них описано, произошло будто вчера, каждый день четырехлетнего пребывания в остроге прочно врезался в память.
Не удивительно, что образы тех, с кем довелось в ту пору встретиться писателю, на страницах «Записок» такие рельефные, живые. В первую очередь, каторжники, конечно. Интерес к простонародью, свойственный писателям середины ХIХ века, для Достоевского здесь был полностью удовлетворен. И с удивлением он заметил, что многие из каторжников способны проявлять «благородную гордость», могут вести себя «утонченно вежливо и вместе с тем с необыкновенным достоинством».
Но не только каторжники оставили след в душе писателя. В Омске ему довелось встретиться с людьми, без которых он, по его собственному признанию, «погиб бы совершенно».
Комендантом Омской крепости был в то время Алексей Федорович де Граве, «человек очень порядочный» - написал о нем впоследствии Достоевский. Это в его доме располагается сейчас музей Достоевского. И сам писатель в этом доме бывал – когда в 1859 году проезжал через Омск, возвращаясь из Сибири. Благодаря участию коменданта Достоевский ни разу не был подвергнут телесному наказанию, ни разу не попал на настоящие тяжелые «каторжные» работы.
По-своему поддерживали Достоевского эти годы адъютант начальника инженеров Сибирского отдельного корпуса К.И. Иванов, главный врач военного госпиталя И.И. Троицкий, священник А.И. Сулоцкий и многие другие – их образы также запечатлены на страницах «Записок», а слова благодарности в их адрес писатель не раз высказывал в письмах и дневниках.
«Пребывание в Мертвом доме сделало из талантливого Достоевского великого писателя-психолога», - утверждал П.П. Семенов-Тяньшанский. В самом деле, практически во всех произведениях, созданных писателем в последующие годы, можно найти отголоски омских впечатлений и наблюдений. Способность многих его героев к «обновлению и совершенствованию» после «неслыханного падения» - тоже одно из таких впечатлений.
Мы помним
Многому бы удивился Достоевский, окажись он в современном Омске. «Гадкий городишко» вырос, похорошел, расцвел, стал удобным для жизни. И омичи уже не те. Но память о великом писателе, который хоть и недолго и не по своей воле, но все же был нашим земляком, живет. Имя Достоевского в Омске носят улица, библиотека, университет и, конечно, Омский государственный литературный музей. Его первая постоянно действующая экспозиция открылась в доме комендантов Омской крепости в 1983 году и состоит в настоящее время из двух частей. Первая посвящена жизенному и творческому пути Достоевского. Вторая называется «Писатели-омичи» и рассказывает об истории формирования литературных традиций в омском регионе. Это единственный в Западной Сибири музей, в котором представлена история развития региональной литературы.
В 2005 году вышло в свет 18-томное Полное собрание сочинений Ф.М. Достоевского. Инициатором его издания стал Губернатор Омской области Л.К. Полежаев. Издание уникально тем, что включает в себя не только все известные произведения писателя, а также переписку и дневники, но и атрибутированные тексты, впервые опубликованные под именем Достоевского.
Омск оказал особое влияние на судьбу Достоевского, изменил его взгляды, сформировал как писателя. Но есть, вероятно, и обратная связь: Достоевский незримо и неуловимо повлиял на судьбу Омска и его жителей, включив наш город в великое пространство русской классической литературы.
Е. ОБАЕВА. |