Судьбы людские

Он стыдился слова "плен"

Уважаемая редакция, вам много пишут о подвигах своих отцов, дедов, родственников, просто знакомых во время Великой Отечественной войны.

Мой папа не совершал никаких подвигов, не был награжден орденами и медалями, но я считаю, что он был настоящим героем, с мужеством и терпением перенеся все страдания и адские муки четырех лет плена.

Когда я школьницей просила отца рассказать о войне, он отворачивался, и на его глазах появлялись слезы. Папа стеснялся слова "плен", считал себя виновным, что все четыре года войны проработал под дулом автомата и лай немецких овчарок на фашистов. И только спустя много лет он рассказал мне об этом.

До конца службы в армии, которую отец проходил в Чите, оставалось 6 месяцев, когда был отдан приказ грузить в вагоны всю боевую технику, боеприпасы, продукты питания - солдатам объяснили, что едут в летние лагеря для проведения учений. На территории Белоруссии солдаты увидели на перроне плачущих женщин, детей, стариков, в недоумении спросили, в чем дело, и узнали, что началась война.

В городе Орша разгрузили вагоны, недельная подготовка - и первый бой. Пока были боеприпасы, шли в наступление. Потом все кончилось, и никакого подкрепления, в наступление пошли фашисты.

Пятеро солдат, в том числе и папа, и два офицера, оставшиеся в живых, залегли в канаву недалеко от дороги. На мотоциклах мимо проносились довольные гитлеровцы. Решили отлежаться до темноты, а потом пробираться к своим. У офицеров был план местности. Уставшие, измученные, не заметили, как заснули. Проснулись, когда было уже темно, офицеров рядом не оказалось, они бросили солдат, двое из которых были ранены, на произвол судьбы. Пошли "на авось" и у леса попали в засаду.

Два месяца отца держали в лагере для военнопленных в Белоруссии, потом повезли в Германию в Рурский каменноугольный бассейн. За всю дорогу дали только по булке хлеба на каждого.

Уголь добывали с раннего утра до позднего вечера. Возили его из забоя на поверхность в вагонетках. Если упадешь от бессилия и не успеешь перевалиться через рельс или подняться, получишь пулю в лоб. Расстреливали сразу, а помогать упавшему было строго запрещено.

Голодные, изнуренные непосильной работой возвращались в барак под вооруженным конвоем, сразу же валились с ног кто на нары, кто на голый пол. Кормили раз в сутки, как говорил отец, баландой: вода и комбикорм, а иногда еще немного картофеля. По утрам всех пленных выстраивали в ряд, у каждого в руках миска для баланды. Впереди идет бандеровец (их в лагере было двое, и отличались они зверской жестокостью) с дубинкой, следом - раздатчик еды. Если бандеровцу кто-то из пленных пришелся не по душе, бьет его со всего маху дубинкой, тот валится с ног и остается без еды, другим пленным поделиться со своим товарищем едой было строго запрещено. Доставалось и моему отцу, следы от дубинки "красовались" и на его голове.

Ели все, что называлось "мясом", - крыс, мышей, лягушек, собак и кошек. Среди немецких конвоиров были, как говорил отец, и люди. Они сочувствовали пленным, случалось, застрелят бродячую собаку или кошку и отдадут им. Иногда приносили хлеб, картошку. У каждого пленного была консервная баночка, в которой он топил жир из собак и кошек, а из гнилой картошки, свеклы и моркови (зачастую вместе с червями - тоже "мясо"), которые набирали при удобном случае на помойках, пекли лепешки. Их макали в жир и ели - "барское кушанье", да?! В бараке стояла железная печь, над которой пленные сушили также свои лохмотья да стряхивали с них вшей, которых было несчетное количество. Вечером стряхнут, казалось бы, всех, а утром опять рой.

Расстреливали пленных на зорьке. Загремят щеколды, все уже на ногах, ждут, попрощавшись друг с другом, - чья же сегодня очередь? Выкрикнут несколько номеров, уведут, и никто из них назад не возвращался. В первую очередь расстреляли евреев и тех, кто был постарше возрастом.

ДЛЯ СПРАВКИ В публикации "Горькая судьба репатриированных военнопленных" Л.П. Беляков, основываясь на разных источниках, приводит такие цифры: общее количество советских военнопленных в Великой Отечественной войне составило 5,8 млн. человек, из них умерло в плену от ран, болезней и голода 3,7 млн. человек. Физические страдания попавших в фашистский плен усугублялись тем, что советская Родина от них фактически отреклась. Уже 29 июня 1941 г., всего через неделю после начала войны, вышел приказ НКГБ, НКВД и Генерального прокурора СССР о том, что все сдавшиеся в плен приравниваются к изменникам Родины и предателям. Военнопленные, выжившие в фашистских лагерях, подлежали обязательной (насильственной) репатриации. В лагерях по репатриации существовал гулаговский режим: колючая проволока, вышки и посты, прожектора по ночам, конвоирование до места работы и обратно и т.д. До конца войны из числа военнопленных формировали штрафные или штурмовые батальоны (из офицеров) или роты (из рядовых), в редких случаях направляли в обычные части. После победы уцелевших отправляли вновь в фильтрационные лагеря НКВД "для более тщательной проверки" и установления категории виновности. По самым последним оценкам, после проверки в ПФЛ было осуждено 994 тыс. и расстреляно 157 тыс. бывших военнопленных.

  На четвертом году плена отца и нескольких молодых мужчин перевели на конюшню ухаживать за лошадьми. "Тогда жизнь посытнее стала", - рассказывал отец. Наедятся овса вместе с лошадьми, да еще и товарищам принесут в обмотках (так называли обувь), главное, чтобы не увидели конвоиры.

Бежать не было возможности: неусыпная охрана с овчарками, автоматами, колючая проволока, по которой пропущен электрический ток.

Узнав о победе, почувствовав свободу, пленные бросили работу и побрели кто куда. Добрались до продовольственного склада, где висели туши мяса. И откуда сила взялась у этих обтянутых кожей скелетов, - каждый схватил по туше мяса, взвалил на плечи и понес. Сделает два шага, упадет, поднимется и опять идет. Принесли в барак, погрызли сырого мяса и опять вернулись в склад. Здесь их уже остановили наши офицеры, сказав, что сейчас их накормят.

Потом была агитация союзников, чтобы пленные не возвращались на Родину, так как их там все равно расстреляют как изменников. Папа ни минуты не колебался, сказал: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Будь что будет, только бы поскорее домой, к семье".

Далее проверка: не был ли предателем. И так как отец не дослужил в армии до войны 6 месяцев, - год службы. Только после всего этого он написал первое письмо маме и родственникам, которые всю войну считали его погибшим.

Вернувшись домой, папа устроился работать на кирпичный завод обжигальщиком. Вся трудовая книжка его исписана благодарностями и поощрениями за добросовестный труд. Последние три года перед пенсией он проработал на лесоторговой базе.

На мой вопрос: "Как же ты выжил в плену в таких адских условиях?" ответил: "Выжил потому, что был молод, и у меня была кое-какая силенка. Был бы постарше, давно бы сгнили мои кости, и никто никогда бы не узнал - где".

Папа прожил жизнь в заботе о своей семье, был хорошим мужем, отцом, дедушкой и прадедом. Никогда никому не нагрубил, никого не обидел. Никогда не сидел без дела. Умел все: и печь сложить, и дом построить. И, наверное, за пережитые им муки плена, за его доброту, терпение, ласку и любовь ко всем нам, к людям Господь Бог дал ему легкую тихую смерть - уснул и не проснулся. Для нас это был шок! Умер он в конце августа 1998 года, немного не дожив до 82 лет. А звали моего дорогого папочку Илья Алексеевич Щередин.

Л.И. ЖАРКОВА.