30 НОЯБРЯ	2012 г.	ПЯТНИЦА,   №48	(11031)

 Наша встреча состоялась в октябре – в пору, о которой мой собеседник написал так: «Эта осень зазвенела яркой медью в деревах…» Поэтическая строчка замечательно характеризует атмосферу этой встречи: осень, один из омских скверов и разговор – о жизни и, конечно, о поэзии.

 Петр Гаврилович, Вы много лет живете в Омске, но ведь Вы по рождению исилькулец. Что сейчас для Вас Исилькуль?

- Это моя Родина, родные люди (есть еще родственники по материнской линии), а теперь, увы, родные могилы. Я – четвертый ребенок в семье, а всего нас у родителей было шестеро. Отец - Гаврил Семенович Козлов. Так его звали по жизни, и в свидетельстве о рождении у меня и у моих братьев и сестер так записано. А по своим документам и по документам на медали и орден он – Гавриил Семенович. Родом с Тамбовщины. Семья, где он рос, была большая, братья, как по росту, в одном ряду выстраивались:

В нём Алексей, Иван,

за ним шли Михаил и Пётр (представьте!),

по святцам шли, замечу кстати,

и Серафим, и Гавриил.

А самой младшенькой

была сестричка Фёкла…

Это строчки из моей новой поэмы «Отец мой – плотник!», которую я хочу издать в следующем году отдельной книгой под таким же названием.

Отец воевал, был командиром пулеметной роты, старшим лейтенантом. После ранения, в марте 1943 года, его направили в Омск на лечение, а потом в Исилькуль. Здесь он работал в военкомате и – задержался на всю жизнь.

Мама – Евдокия Ефимовна. Семья, в которой она росла, была по своим корням переселенческой, из-под Харькова. Ее дед – Савелий Долгопятый – за сотню лет прожил, где-то в Таре похоронен. Мамин отец, Ефим, остановился в Исилькуле, и, кстати, по документам он был уже Долгопятов. Вся родня по матери – простые люди, крестьяне. Держали хозяйство – огороды, домашнюю птицу, коров, поросят, кто-то из них торговал на базаре тем, что было к продаже.

Сам я, по выражению духа своего, чувствую в себе европейские корни. По рождению – сибиряк, а культура в столицу тянет. И поэзия моя, как полагаю, европейская, а не сибирская. Ощущаю себя русским поэтом, поскольку русским человеком являюсь, осознаю это, легко и спокойно на эти темы излагаю.

Школу я окончил третью в 1972 году. Отслужил в армии в Москве: в отдельной стрелковой бригаде охраны Министерства обороны Советского Союза. Год после школы, до армии, дурака провалял. Поэты – они ведь бездельники…

- Кстати, откуда это в Вас?

- Стихи писал еще в школе. А как началось? В советское время была радиопередача «После полуночи». В ней читали стихи классиков под медленную красивую музыку. Ты как бы спишь, при этом слушаешь, удивляясь: как это они так гладко говорят! А это было всего лишь свойством ритма и рифмы, ну и, конечно, содержание было. Все это завораживало, хотелось попробовать самому.

То есть технология обучения во сне все-таки действует…

- А я и сейчас так пишу. Если ты одолел сон, встал и сразу записал строку, четверостишие, мелькнувшие в подсознании, – стихотворение на все сто получается! Не встал – на утро всё, пиши пропало!

Думаю, был еще один толчок – философский. Однажды я понял, что такое смерть человека. В третьем классе, кажется, учился, впервые задумался об этом. Вдруг осенило, что когда человек умирает, его больше нет, он исчезает из жизни навсегда! Я всем этим проникся, разрыдался. Спрятался за шторку, рыдаю взахлеб, слезы текут. Мама услышала, подошла, и я застеснялся. Она перебила плач. Хотел рыдать снова, а не получилось. Думаю, в этот момент и проявилась во мне любовь к мудрости, связанная с ощущением и пониманием жизни и смерти. А это меняет человека, его образ мыслей, его потом начинает тянуть к перу, и он пытается высказаться, допустим, в стихотворении, вырабатывается поэтическое мышление.

К призыву в армию у меня было более 20 тетрадей исписанных. Потом они исчезли. Выкинул.

- А что так?

- А какие там стихи? Наработка опыта, ученичество. Вот в армии уже появилось несколько десятков хороших стихов. И первая публикация была в газете «Красный воин» Московского военного округа. Нас тогда из Москвы передислоцировали служить в Завидово, в заповедные места, где находились дачи членов политбюро ЦК КПСС, куда в свое время наезжали Сталин, Хрущев, Брежнев…

Армия для меня стала благом, потому что это была уже другая жизнь. И попал-то я сразу в столицу, в «королевские войска», как их тогда называли.

- После армии твердо решили стать поэтом и поступили на филологический факультет?

Когда вернулся, хотел поступить на юрфак, думал, после армии льгота будет. Но сказали, что её нет, а по конкурсу не прошел. Поэтому два года проработал на заводе им. Баранова мотористом-испытателем авиационных двигателей. На заводе приняли в партию. Секретарь парткома убедил: ты ведь поступать будешь, партийность пригодится и на филфаке (на заводе я уже выступал в концертах, местный ансамбль даже песню исполнил на мои стихи, я при этом за ударной установкой сидел!). К тому времени я уже был знаком с омскими писателями. Публикаций еще не было, но творчество однажды обсудили на семинаре. Это был, как сейчас вспоминаю, 1977 год. А в следующем подал документы на филфак и поступил! Отучился по дневной программе пять лет.

- А потом вернулись в Исилькуль и работали в нашей газете.

Четыре года отдал районной газете «Знамя». Я к тому времени был женат, студенческий брак. Жена тоже окончила филфак. И дети у нас родились, когда мы жили в Исилькуле. Правда, вырастали они в Омске, школу одну закончили и один факультет – юридический в ОмГУ.

А тогда, в Исилькуле, на работу меня принял редактор газеты Николай Иванович Радул. Хороший человек был, фронтовик. Он имел особый взгляд на многие вещи. В том числе и на людей. В меня поверил – в то, что из меня журналист может получиться, многому научил. По-дружески ко мне относился, хотя был строгий. Работа в «районке» для меня, безусловно, была хорошей школой.

- Почему же уехали?

- Я приехал в Исилькуль после многолетнего отсутствия уже совсем другим человеком. Вернулся, чтобы работать в родных местах, родители рядом. Но остаться не мог! После Москвы, после Омска в Исилькуле уже нельзя. Хотелось достичь каких-то рубежей. И судьба была ко мне благосклонна.

Начались поиски места в областном центре. Полгода отдал омскому телевидению, понял, что не моё. Узнал, что есть место редактора многотиражной газеты телевизионного завода. Взяли. Четыре года руководил ею. Был членом парткома завода.

А затем переводом ушел на государственную службу, в Управление юстиции Омского облиспокома. Название этого территориального органа Минюста много раз менялось. Приложением сил стало взаимодействие с общественностью и средствами массовой информации.

На то время в системе Минюста находились народные суды, адвокатура, нотариат, судебные исполнители, судебная экспертиза, позже в систему вошли органы исполнения наказаний.

Я должен был, по тем советским критериям, организовывать правовую пропаганду, взаимодействовать с соответствующими службами.

Вскоре поступил в университет заочно – на юридический факультет. А подтолкнуло к такому поступку понимание, что без соответствующего образования на службе не удержаться. Отучился по полной программе, шесть лет. Два года отдал этой работе. Однако структурная реорганизация вернула меня к прежнему «амплуа» – к работе на стыке журналистики и права, филологии и юриспруденции.

- Мне казалось, что человеку с таким творческим началом юридическая практика должна показаться скучноватой?

-Нет-нет! Сложно поначалу, а потом очень даже интересно! Оба образования помогали мне, когда была необходимость сравнить нормативные правовые акты, привести суждения, вытекающие из них, правильно сформулировать предложение, составить документ, например, возражение на иск или продумать ходатайство, которое ты заявишь в судебном процессе. А во взаимодействии с общественностью это способствовало умению правильно расставить акценты, освещая то или иное событие, причем, в форме определенного газетного жанра. И я это делаю по сей день с удовольствием!

О государственной службе могу сказать, что это такая сфера деятельности, где человек не может долго удерживаться на одном месте. Либо он поднимается по карьерной лестнице, либо уходит «на лучшие хлеба», либо его «уходят». Чисто бытийно на службе я ни на кого зла не держал, и оно ко мне не возвращалось, стремления к росту в ином направлении не выказывал, а по моей работе его просто не могло быть, поскольку в штате по данной специфике значилась лишь одна должность. Я в ней находился и нахожусь вот уже более 20 лет, занимаюсь любимым делом.

В настоящее время регистрационную службу (Росреестр) из системы Минюста перевели в Министерство экономического развития России. А это уже гражданская служба, в которой свои правила и требования. Но предмет моей работы остался прежним.

- И все это время Вы занимались поэтическим творчеством?

- Всегда. Сосчитать написанное не берусь, но с 2000 по 2011 годы только поэтических книг вышло шесть. Также составляю, редактирую и являюсь автором тех или иных материалов ведомственного юридического журнала-ежегодника «Время закона». Состоялось уже пять выпусков.

- Мне известно, что Вы являетесь автором двух совсем уж уникальных произведений, написанных акростихом.

Я придумал, открыл, называйте это как хотите, две совершенно новые поэтические формы на этой основе: акрокосу и акровенок. Акрокоса, как навязчивая идея, возникала в полудреме. Закрываю глаза и как бы внутренним зрением вижу стихотворение, строчки которого одна за другой выстраиваются в одну вертикальную линию. Ужасаюсь тому, что если писать акростих, то он окажется очень длинным! Никакого содержания не хватит довести тему до конца!

Но эту идею я воплотил в жизнь, написав поэму «Рукопожатие». Потом путем эксперимента была открыта еще одна разновидность акропоэмы - уже в форме акровенка! И написана поэма «Инь и ян»!

Потом оказалось, что мои открытия достойны трех номинации в книге рекордов Гиннеса. В книге не регистрируют открытия, но зато в ней регистрируют единственные в своем роде произведения. А у меня они таковые и есть, в мировой поэзии – единственные! Кроме того, «Рукопожатие» – самое длинное акропроизведение в поэзии.

- Петр Гаврилович, знакомясь с Вашим творчеством, я с удивлением узнала, что Вы еще и песни пишете, и сами их исполняете. У Вас есть музыкальное образование?

- В детстве ходил в музыкальную школу, но не проявил таланта, бросил. А пел всегда. Отцовскую гармошку освоил еще в дошкольном возрасте, мог любую песню подобрать. Научился играть на гитаре. Уходя в армию, сочинил первую песню. Уже тогда мне было знакомо чувство появления новой мелодии. Сейчас, считаю, неплохие песни возникают в разных жанрах, разной тематики. Торжественные и лирические, эстрадные и популярные, шансон… Мелодия, кстати, может и во сне зазвучать.

Я полагаю, что в Омске совсем немного тех, кто бы мог стихи и музыку сочинить. Слышал о двух-трех авторах. При этом я композитором себя не считаю. Поэтом – считаю! И считаю, что в песне важнее слова! Музыка-то, она всегда присутствует.

Людям мои песни нравятся. И успех ко мне в Омске пришел сразу. Много раз в музыкальных клипах телеэфира, в радиоэфире, на концертах звучали мои песни «Успенский Собор», «Песня о единой России», «Патриоты России», «Славься, «Авангард»!» и другие.

На этом наш разговор с Петром Гавриловичем не завершился. Он делился своими взглядами на современную литературу и музыку, рассказывал о значении имени существительного в речевом потоке (об этом – одна из его статей в книге «Светлые дни после темных»), читал, когда это было к месту, стихи… Не знаю, есть ли в наших библиотеках книги Петра Козлова, но те, кто захочет познакомиться с его творчеством поближе, без труда найдут подборки его стихов, а также песни в авторском исполнении на Интернет-ресурсах. Почитайте, послушайте, испытайте гордость за земляка - (мы ведь все равно вправе считать Петра Гавриловича исилькульцем, несмотря на вечное стремление к «далеким берегам»!

Елена ОБАЕВА.