Даты, события, люди

Будем жить, мужики!

26 апреля – День памяти погибших в радиационных авариях

и катастрофах в России. 30 лет Чернобыльской катастрофы.

 Они встречаются нечасто, иногда перезваниваются, спрашивают о делах и здоровье, но не навязчиво, не «влезая в душу», просто стараются не выпускать друг друга из вида. Их немного, сегодня всего 13 в районе. И четверо тех, к кому они приходят на могилы. Они – это ликвидаторы Чернобыльской аварии.

Договариваясь о встрече с председателем исилькульского «крыла» регионального общества инвалидов «Союз Чернобыль» Николаем Леонидовичем Белослудцевым, проживающим в Украинке, я высказала пожелание: «Может, и еще кто-то сможет подойти, поделиться воспоминаниями». И в условленный день в редакцию они пришли сразу вчетвером: Николай Леонидович Белослудцев, Владимир Николаевич Милаков, Василий Иванович Приходько и Владимир Ильич Никеров, у каждого под курткой – строгий костюм с наградами. В этом незначительном эпизоде выразилась, на мой взгляд, их основная суть – людей, понимающих слово «надо».

Я попросила каждого из них рассказать о том, когда и сколько они были в Чернобыле, какие задачи выполняли, и что им больше всего запомнилось.

Владимир Николаевич Милаков:

– Был в Чернобыле в 1987 году, два с половиной месяца. Мне в то время было 40 лет. Занимались вырубкой леса, зараженного радиацией. Его называли «черный лес» или «рыжий лес», – это действительно были рыжие обгоревшие сосны. Вырубали, складывали в траншеи-могильники и засыпали грунтом. Что запомнилось? Лето, природа красивая, грибов навалом. База стояла на Днепре, рыбы полно. Мы-то не ели ни грибы, ни рыбу, но в окрестных деревнях еще были местные жители – кто-то уехал, в основном, молодежь, но многие оставались. У людей не было страха, не было понимания того, насколько это вредно для здоровья.

Со всего Союза были ликвидаторы. Были и добровольцы, не военнообязанные, которые в Чернобыль ехали заработать. По закону должны были направлять туда после сорока лет, и чтобы в семье двое детей было, но призывали и молодых, и бездетных. В военкоматах тоже люди, и у них этот – брат, тот – сват, за того – хорошие люди просили, а остальных – можно.

Товарищи Владимира Николаевича обратили мое внимание на то, что у всех них – только медали «За спасение погибавших», а у него – орден Мужества. Но на вопрос, за что он удостоен этой награды, Владимир Николаевич ответил односложно: «За работу в Чернобыле».

Василий Иванович Приходько:

– Я был с декабря 1986-го по февраль 87-го. Призывался Исилькульским военкоматом. Но куда, зачем отправляют, нам не говорили, мол, на неделю-две поедешь, отдохнешь на сборах (я в то время мастером РСУ работал, дочери 6 месяцев всего исполнилось).

Во взводе радиационной разведки занимался дезактивацией. На АЭС траншеи чистили, землю вывозили. Зимой радиации сильно большой не было, из защиты давали только респираторы, марлевые повязки. При нас уже начали колючей проволокой обносить 30-километровую зону. Милиция киевская в оцеплении стояла. И Припять чистили дня четыре – вещи из домов выбрасывали через окна, грузили в КамАЗы. Тогда уже было понятно, что в город никто никогда не вернется.

Наш Сибирский полк размещался в деревне Черемошня, жили в палатках человек по 60. Мы, как разведка, проверяли палатки: матрасы, бушлаты – все «фонило», а еще валенки дали, на них вообще вся пыль собиралась, потом привезли ОЗК (общевойсковой защитный комплект) на валенки надевать.

Кормили хорошо, но еда не шла. Выезжали на работу в три-четыре часа ночи, потому что ехать за сотню километров, а колонна в 30-40 машин шла медленно. Сначала с работы приезжали в 8-10 часов вечера, на ужин сходили, в душ – и отдыхай. А потом двоих на самогонке поймали, и стали проводить развод, строевую подготовку, только песни петь мы отказались, а так мороз, 10 вечера, а мы маршируем. Несколько раз было так, что приедем, а на станции произошел выхлоп, разворачивались и назад уезжали. Пока две-три мойки проедешь, а если машина «фонит», то опять заворачивают на мойку…

Ничего мы толком про опасность не понимали. Некоторые с собой домой камешки оттуда везли. С тем же «рыжим лесом»: пилораму в части поставили, пилили его, мы проверили, там «фонит» капитально, а парни работали, и им никто дозы не считал.

Я дозу больше 20 рентген набрал, начались головные боли (а с 25 уже сразу инвалидность наступала) и месяц ждал, пока нам приедут на замену. Сначала-то меняли хорошо, а потом людей стало не хватать. С превышенной дозой нас 30 человек набралось, под Киевом, в курортном городке Ирпень, месяц работали на железобетонном заводе, хотя денег за это нам не платили, кроме суточных как военнообязанным.

Владимир Ильич Никеров:

– Меня призвали 26 января 1986 года, и я там был 3 месяца и 10 дней. Я уже понимал, куда, спросил военкома: «Почему меня-то?» А он: «Ну, ты же с огнеопасной работой связан». Я в то время в «Горгазе» газ из Омска в Исилькуль возил, мне 35 лет было и двое детей. Одновременно со мной еще Коробов Владимир Ильич из Первотаровки призывался, только он чуть раньше домой уехал.

Сначала в самом Чернобыле мыли коттеджи, выбрасывали мебель. Потом под Припятью пилили «рыжий лес». А потом бросили на третий блок, на крышу, и весь март мы там проработали. Военный бушлат снимаешь, обыкновенную фуфайку надеваешь на простое х/б – и вперед. Работали по минутам: разведка пройдет, скажет, сколько в этом помещении радиации и сколько можно в нем находиться – 2 минуты, 3 минуты, а были и такие, где всего несколько секунд. Очередь стоит: один зашел два раза ломом стукнул – выходит, следующий заходит с лопатой на эти несколько секунд.

Я набрал 21 рентген. Сперва нам определили дозу 15, потом замены нет – увеличили до 19. Дозу набрал, но с территории не вывозят, рядом весь день работаешь, где радиацию уже никто не учитывает. И только в 10-11 часов вечера приезжаешь в часть. А когда уже 21 рентген набрали, нас туда пускать не стали – оставили дожидаться замены в полку.

– Как на здоровье это сказалось? – уточняю я.

– Все инвалиды. У нас и в удостоверениях написано: перенесли лучевую болезнь. Правда, потом как чернобыльцу квартиру дали.

– А мне не дали, – замечает В.И. Приходько, хоть «в примаках» жил и в администрацию, и к депутату обращался…

Николай Леонидович Белослудцев:

– Меня призвали 23 февраля 1987 года на 120 дней. Поначалу строили дома для жителей, выселенных из 30-километровой зоны. В военном городке лес рубили. С подстанции убирали радиоактивный мусор, разлетевшийся при взрыве. Потом потребовались добровольцы на саму станцию. Нас четверо молодых вызвались (мне 25 лет было, недавно, в 1984 году, женился). На станции работали всего 17 дней, она рядом была, реактор уже был закрыт саркофагом, а мы убирали подсобные помещения, скребли стены.

К разговору о том, кого туда отправляли, – у нас Виктор Долганов из Емонтаево туда попал, когда срочную службу проходил. Похоронили его три или четыре года назад. А самым первым умер Анатолий Фищеленко из поселка Ленинский, ему сразу первую группу инвалидности дали, и в 1992 году его не стало. Потом – Юрий Гисс из Исилькуля. Геннадия Шульгу из Лесного прошлой осенью схоронили. В областном обществе «Союз Чернобыль» на доске Памяти уже больше 300 человек – тех, кого уже нет.

В этом году в день памяти чернобыльцев в Омске будет организована «Вахта памяти»: по примеру «Бессмертного полка» портреты умерших ликвидаторов сделаем и вместе с родственниками, волонтерами пройдем с ними крестным ходом от часовни Александра Невского до памятного знака «Скорбящий ангел».

Рассказали мои собеседники, что ежегодно они бывают в школах и рассказывают детям на классных часах о том, чему были свидетелями. Что раньше их ежегодно бесплатно направляли в санатории, а в последнее время с путевками стало сложнее. Что до сих пор они пристально следят за всем, что пишут и показывают про Чернобыль. А в завершение разговора я спросила, как сегодня, по прошествии времени и с высоты приобретенного опыта и знаний они оценивают те меры, которые принимались для ликвидации аварии. Мужчины были едины во мнении:

– Нужно было накрыть реактор саркофагом и загородить зону колючей проволокой – всё. Чистить было бесполезно, поскольку на могильниках, засыпанных привезенным грунтом, к утру был тот же уровень радиации. А оплатили это человеческими жизнями из-за того, что хотели показать всему миру, какие мы хорошие. Понятно, что без ликвидаторов, без работы, забиравшей у них здоровье и жизни, было не обойтись, но при грамотном подходе количество пострадавших могло быть намного меньше.

Светлана ТАРАСОВА.